Никогда не теряйте надежду!

4 августа 2001 года было прекрасным летним воскресным днем. Светило солнце, температура воздуха была +27 градусов, вода в море была словно парное молоко (как минимум +25 градусов), что у нас иногда случается, причем только на пляже в Паралепа. Я провела уже две недели в отпуске и наслаждалась плаванием. Как и полагается Водолеям, я очень люблю воду. Казалось бы, всё было просто замечательным, но внутри меня не покидало ощущение, что всё далеко не так хорошо, как кажется. Более того, росло ощущение, что всё очень плохо.

Это ощущение стало приобретать более четкую форму по дороге с пляжа домой, когда у меня разболелась голова. Дома я приняла таблетку, но мне показалось, что от нее боль лишь усилилась. Я прилегла, но головная боль становилась всё сильнее и сильнее, пока меня не начало рвать. Потом у меня начался озноб. На улице всё еще светило жаркое солнце, но мне хотелось забраться под ватное одеяло. Гостившая у меня в тот момент мама сунула мне под мышку градусник и не поверила своим глазам — он показывал 35 с чем-то градусов, сколько бы я ни держала его под мышкой. Это окончательно испугало маму, которая пошла после этого в травмпункт местной больницы и вызвала мне скорую помощь.

Скорая приехала сразу же и увезла меня в больницу. Там и выяснилась причина моей головной боли и рвоты. Артериальное давление, которое обычно было у меня в районе 130, на тот момент сильно перевалило за 200. Мне поставили капельницу, и через некоторое время головная боль прошла. Проснувшись утром, я была бодра и энергична и стала уже было собираться домой, ведь на следующий день мы должны были ехать в Шотландию. Однако меня не отпустили домой сразу. Сначала пришла медсестра и взяла у меня кровь на анализ. Я ждала результатов, но медсестра из отделения сказала, что нужно еще немного потерпеть, потому что врач потребовал сделать повторный анализ.

Наконец мне удалось побеседовать уже с самим врачом, который сказал, что у меня было необычно много белых клеток крови. Еще врач сказал, что беспокоиться особенно не стоит, что можно съездить в путешествие, а по возвращении домой уже обратиться на прием к гематологу в Таллинне. Причем он убеждал меня обязательно пойти на такой прием.

Я и в самом деле старалась гнать тревожные мысли прочь от себя. Тогда мне казалось, что нужно обязательно отправиться в эту поездку и не упускать хороший шанс из-за возможных проблем со здоровьем. Мое самочувствие снова было в порядке, и я на самом деле не особо и верила, что со мной что-то не так.

Поездка была замечательной — я помню ее до сих пор! Вернувшись домой, я записалась на прием к гематологу, который подтвердил, что у меня было слишком много белых клеток крови. Он дал мне направление уже на сентябрь в Таллиннскую центральную больницу, где тогда находилось гематологическое отделение (сейчас она называется Восточно-Таллиннской центральной больницей). Там у меня взяли разные образцы для анализа, в том числе образец костного мозга. Последняя процедура немного отличалась от того, что я себе представляла, поскольку образец взяли не из позвоночника, а где-то из-под горла. Но бог с этим…

В конце концов примерно на третий день ко мне пришел врач, присел на краешке моей кровати и сказал, что так, мол, и так, но у меня нашли филадельфийскую хромосому. А это означает, что у меня хронический миелоидный лейкоз. Иными словами, что мне оставалось жить где-то от трех до пяти лет.

Но я перебила врача и заявила, что не собираюсь умирать так рано.

Врач сочувственно на меня посмотрел и продолжил давать свои рекомендации. Мне предстояло самой делать себе уколы, в том числе самостоятельно проводить химиотерапию на протяжении 10 дней каждого месяца.

Только придя домой я начала постепенно осознавать, что же такое на самом деле произошло. Возможно ли, что у меня на самом деле эта ужасная болезнь? Ведь такие болезни бывают только у других людей, как же это могло коснуться меня?

Я всё время ходила на работу, и это помогало немного развеяться. Но не секрет, что я всё больше теряла контроль над собой. Я срывалась на коллегах и затевала конфликты из-за каждой мелочи. С другой стороны, мне хотелось плакать по любому поводу. Помню, что я как-то пошла на прием к своему семейному врачу, и гардеробщица сказала мне что-то такое (что именно, уже и не припомню), после чего я начала просто истерически плакать. Заходя в кабинет врача, я даже икала, хотя особенной причины для этого и не было.

Врач достал откуда-то с нижней полки стопку с историями болезней (тогда они еще были на бумаге) и начал объяснять мне подробности (разумеется, не называя имен). У одной женщины был диагностирован острый лейкоз, но она жила с ним уже три года. Можно было прекрасно справиться самостоятельно, достаточно только время от времени ходить в больницу на переливания крови. В своей стопке историй болезни врач нашел еще один утешивший меня пример. Как бы там ни было, я успокоилась. Правда, врач назначил мне еще и один слабенький антидепрессант, который я попринимала около месяца. И это помогло.

На следующей неделе меня пригласили на прием к врачу в Таллинне. Я сидела за дверью и ждала своей очереди, когда рядом со мной присела одна пожилая женщина (мне показалось, что ей было уже за 70). Она начала говорить. О том, что она свою жизнь уже прожила, а вот молодых ей жалко. Судя по ее рассказу, у нее болезнь диагностировали еще в 1992 году, то есть за 9 лет до этого. В тот момент у меня в голове словно зажегся маленький огонек. Возможно, 3–5 лет — это не такая уж и абсолютная величина, особенно учитывая то, что медицина на тот момент развивалась с реактивной скоростью. А 1992 год тогда казался практически каменным веком!

Затем я спросила врача, почему он был так уверен, говоря о количестве оставшихся лет жизни. И нельзя ли истолковать ситуацию так, что это очень вероятный сценарий, но возможны и другие варианты? Врач ответил, что я умная женщина и все сама поняла.

Вернувшись домой, я еще раз спокойно обдумала свое положение. Возможно, мне уже помогал антидепрессант, но я всё же верю, что основную роль тут сыграл мой прирожденный оптимизм. Если мне и впрямь оставалось жить лишь три года, то тем более не было смысла тратить время попусту и ждать смерти, лежа на диване. Как раз наоборот, нужно было действовать! Любую задумку или желание нужно было сразу же воплощать в реальность — ведь завтра уже могло быть слишком поздно! Той осенью я хотела съездить в Лапландию. Я связалась со своей любимой туристической фирмой, и во время Рождества мы съездили с племянником посмотреть на Санта-Клауса. Мой собственный сын на тот момент был уже взрослым и жил своей жизнью.

Так жизнь и пошла дальше своим чередом. Сегодня есть уверенность, что если ты доживешь до появления нового лекарства или метода лечения, то можешь получить еще один шанс. Со мной во всяком случае было так. В конце 2006 года уже казалось, что ситуация начинает ухудшаться. И как раз тогда Марге Вальдманн при поддержке врачей сумела «выбить» новое и неизвестное доселе лекарство под названием Гливек. Лекарство, которое оказалось способным находить дефектные клетки и уничтожать их. Я не была лично знакома с этой женщиной, но я ее никогда не забуду! Мой врач сказал, что и Гливек способен помочь не всем пациентам, особенно если до этого пациенты уже пробовали лечение другими лекарствами. Однако мне он помог.

Мои показатели становились всё лучше и лучше, а сегодня кажется, что я и в самом деле практически здорова.

Здесь я хотела бы упомянуть Юхана Паю, писателя из Хаапсалу, о котором сейчас особо не вспоминают, но который написал целый ряд интересных криминальных романов, которые довольно много переводили и на финский язык. Одно время он был самым переводимым на финский язык эстонским писателем наряду с Фридебертом Тугласом. У него тоже было какое-то заболевание крови, и ему сказали, что он не проживет более 5 лет. А он взял и прожил еще 24 года! Ему предсказывали всего 5 лет жизни еще в 1979 году, когда достижения медицины находились еще на гораздо более низком уровне. Но это ему не помешало.

О чем это говорит? Как минимум о том, что возможны варианты. А возможно и о том, что в какой-то степени результат зависит от отношения. Юхан говорил, что ему некогда умирать, ведь у него еще не дописан очередной роман. В итоге он умер в 2003 году, как раз завершив к тому моменту свой последний роман «Mudasegaja armuke». Работу над ним он заканчивал уже в постели, когда не мог вставать. Изданную книгу он уже не увидел. За пару лет до смерти он говорил, что ему очень хотелось поехать на остров Капри, но он неважно себя чувствует. В итоге он всё же поехал и объяснил свое решение так — «Да, пускай на Капри я буду чувствовать себя скверно, но я все же побываю на острове, который мечтал увидеть всю свою жизнь». Он провел на острове почти месяц и написал там еще одну книгу. Вернувшись, он сказал — «А мне там было очень даже неплохо».

Он был хорошим другом, у которого можно было многому научиться. Мне его до сих пор не хватает. Я уверена, что наши современники также могли бы у него кое-чему поучиться.

Я очень долго не разговаривала о своей болезни почти ни с кем. Об этом знали только члены моей семьи и некоторые самые близкие друзья. Мне не хотелось, чтобы люди смотрели на меня с сочувствием. В сегодняшней ситуации я бы уже могла полностью забыть о своей болезни, если бы мне не приходилось раз в квартал ходить на контроль к врачу. Я очень долго думала о том, почему же всё сложилось так хорошо. В одном я точно уверена — за плечом у меня есть недремлющий ангел-хранитель. Ведь как иначе мне удалось бы «поймать» болезнь на такой ранней стадии? Одна из причин моего «долгожительства» определенно состоит в том, что процесс удалось взять под контроль уже на раннем этапе. А каковы остальные причины? Возможно, я сделала что-то доброе в своих прошлых жизнях.

Кто знает?

Эне